Наедине со всеми. Мария Аронова (видео)

7 января 2015, 15:38

В 14 лет она заявила родителям, что собирается выйти замуж, и через два года уехала на родину жениха, в Узбекистан. Будучи совсем юной, со всей ответственностью подошла к воспитанию старшего сына, и теперь играет с ним на одной сцене. Взрывная и эмоциональная, совсем не модельной внешности, она, тем не менее, никогда не страдала от недостатка мужского внимания.

Почему в детстве она мечтала быть мальчишкой? Кто в ее семье держит пальму первенства? Чего боится эта сильная женщина? Наедине со всеми — народная артистка России Мария Аронова…

О себе в профессии и современном театре:
Я комедийная актриса. И сейчас это очень нужно людям. Конечно, несомненно, и я двумя руками «за», чтобы у нас были серьезные глубокие философские спектакли, психологические спектакли, которые бы переворачивали сознание зрителя. Но очень много людей тяжело живет, и им нужны положительные эмоции.
Сейчас происходит колоссальная трагедия в театре. Нас учат великие педагоги и учат великому русскому психологическому театру. А потом ты приходишь в театр, и оказывается, что, в принципе, все твои знания не нужны. Важно, чтобы ты заполнил форму. И чем более она будет странная, тем круче спектакль. Редкий режиссер сейчас будет тебе объяснять.
Когда меня обвиняют в большом количестве антреприз в моей жизни, говорят, а не пора ли сделать что-то серьезное в театре – я обожаю эти разговоры! Впечатление, что я завалена предложениями от режиссеров, а при этом я говорю: «Вы меня простите, в Голливуд я не поеду, у меня елки».

Об отношении к кастингам:
Нужно обязательно ходить и обязательно уметь пробоваться. Но у меня ничего не получается. То ли это плата за родителей, которые так космически нас любили, то ли это учителя мои. Не знаю. Но это очень большая моя проблема. Во мне нельзя сомневаться. Если это место мое, и вы видите только меня, я сделаю все. Если это конкуренция, то это невозможно для меня. Если я начинаю переходить кому-то дорогу, я уйду. Господь не дает нам те испытания, которые пройти мы не можем. Если бы Владимир Владимирович Иванов, мой мастер, мой гуру, любовь моя, человек, у которого я училась, не принял меня с первого раза, то я не поступила бы, я артисткой не стала бы. Для меня вот эти люди, которые по 4-5 раз поступают, добиваются, меняют программы – просто небожители, я на них смотрю с восхищением.

О стрижке налысо и съемках в фильме «Батальон смерти»:
Если бы не Месхиев и не Угольников, со мной бы этого не случилось, я бы никогда в жизни не решилась. Но это так удобно, такая красота. Женщины, у кого плохие волосы, стригитесь налысо! Но также это немножко расстроило. Потому что для меня очень важен какой-то толчок для роли, для образа. Например, с «Двумя зайцами» так было: роль не шла, и в конечном итоге я пришла к главному гримеру Театра Вахтангова: «Можешь мне нос наклеить?» Роль была готова, но вот не шла у меня. И она взяла какой-то крошечный нос. Я говорю: «Я все поняла!» Я поняла, что у нее насморк, у нее французский прононс, и благодаря этому родилась роль. Здесь я ждала того же. Я понимала, что мне, скорее всего, помогут тяжелые сапоги, потому что они меняют походку. И, конечно же, мне поможет лысая голова. Не помогло. Потому что когда женщина чувствует тяжесть, когда у нее хороший волос, это одно, а у меня развивались какие-то перышки. Внешне что-то поменялось, а внутренне – все как было, ничего мне это не дало.
Фильм снимался от середины до конца, а потом – от начала до середины. А от середины до конца – это фронт. Это вообще моя стихия. Мне кажется, я в прошлой жизни была не то лосем, не то коровой. Меня, видно, пристрелили, потому что я боюсь оружия до умопомрачения, у меня холодеют руки. А здесь военная картина. Я училась стрелять, привыкала к этому звуку. Увидев какие-то первые кадры, я подошла к Дмитрию Дмитриевичу Месхиеву, режиссеру картины, говорю: «Дим Димыч, я поняла, кто я. Я военизированная мать Карлсона». Это что-то! И вот идет репетиция боя. Это практически перед финалом. Бежит мой батальон, и мы натыкаемся на наступающих немцев. Я начинаю звать девочек: «За мной! Назад!» — и веду их в окопы, в такой аппендикс, то есть мы сейчас все должны погибнуть. Я их начинаю вести и должна здесь отыграть два взрыва. И оказалось, что перед тем, как нам сниматься, Дмитрий Дмитриевич подошел к нашим пиротехникам и сказал: «Заложите так, чтобы они испугались по-настоящему». В принципе, я понимаю, что это, конечно, невозможно сравнить, и упаси господь обидеть тех людей, которые прошли это по-настоящему, но приблизительно, хоть на 2%, я поняла, что такое война, вообще что происходит с человеком. Ты вообще ничего не соображаешь. Это кромешное месиво. Это летит грязь, мусор, взрывы, огонь, дикий запах. Ты ничего не видишь. Вот просто такой замес шел. И потом я пришла на «плейбек», говорю: «А можно кусочек посмотреть?» Дим Димыч говорит: «Ну, посмотри. Смотри, какие у вас лица – так не сыграешь».

О родителях и брате:
В 23 года у меня ушла мама. Это как из машины вытащить двигатель или аккумулятор. Это не просто ушел человек, который меня априори любил. Это ушла точка отсчета: что хорошо, что плохо, что правильно, что неправильно. Но мы родились в семье инженера и библиотекаря. И когда один ребенок говорит, что будет профессиональным художником, а другой – что будет актрисой, не думаю, что в нас сомневались. У нас с братом странные отношения, нас разделяет 4 года, при этом он знает абсолютно четко, когда я заболела, а я знаю, когда брат попал в беду. Мы близнецы с Сашкой на каком-то космическом уровне.

О воспитании детей – Владислава и Серафимы:
У меня такое впечатление, что мы с сыном на равных. Я приезжаю – чего он хочет от меня, мы одного возраста. Я говорю: «А почему ты так давишь, интересное дело?» Потом думаю: «Подожди, ты же мать». С дочерью меня разделяет большое количество лет, а с этим – 19. Что такое 19 лет? Во-первых, я не «мать», не «Маша», не «Мария Валерьевна» — я «Альберт». Почему я Альберт, это неизвестно никому. И еще «Матрешка» он меня зовет. Такие у нас отношения.
А с дочкой это вообще… Это абсолютное вранье, что роды женщину молодят, это неправда. Если ты рожаешь после 30, тебе конец. Но именно после 30 лет ты понимаешь уникальность рождения ребенка, понимаешь, что с тобой случилось. Вот пример, который я всегда привожу. Почему в 19 лет тебе не придет это в голову, а в 32 это автоматом происходит? Одеваешь ребенка, застегиваешь пуговицы у Владика (пятилетний ребенок): «Сын, встань, пожалуйста, ты понимаешь, что мы опаздываем? Владюш, дай я тебя… Ну, дай я тебе застегну пуговицу! Ты можешь встать! Встань!» Почему, зачем одеваешь силой. Ты испортил настроение себе, ты испортил настроение ему. А маленькая девочка поворачивается: «Почему пауки на потолке?» — в тот момент, когда она задрала голову, ты застегнула ей эту чертову пуговицу. Ребенка просто надо отвлечь. Я никогда не била детей. Но у меня «иерихонская труба» папаша, который орал на меня все детство. Я так же орала на сына. И когда с Владиком об этом говорю, он говорит: «Вот посмотри, что ты сделала: с тех пор я такой».
Единственное, что я запрещаю себе, это личное время. Я никогда никуда не езжу одна. Так хоть как-то я могу извиниться перед своей дочерью. Пацан вырос, пацану уже 23 года. А когда ты вдруг понимаешь: ой, она уже на английском разговаривает. И все проходит мимо тебя. С другой стороны, не буду я работать, не будет тех возможностей, которые я могу ей дать: не будет домашнего педагога, конного спорта, танцев. Это такие ножницы… Единственное, что я могу сделать, это 1,5 месяца сделать неприкосновенными. С середины июля до конца августа – это неприкосновенные дни, которые принадлежат ей. Мы уезжаем на Волгу. Я понимаю, что лишила ее матери. Слава богу, в нашей жизни есть Ольга Владимировна – человек, который каждый день с ней, с которой я созваниваюсь, мы обсуждаем какие-то вещи, и Оля говорит мне: «Мария Валерьевна, мне бы хотелось, чтобы вы обсудили эту тему с Симой. Мне она не доверяет, но она намекнула». И если я дома, значит, я мама. Как бы мне ни было трудно, я готовлю, убираюсь. У меня большой дом. Но у меня нет уборщицы. Мы с Женей вместе поддерживаем этот дом.

О муже:
За что он мне дан, не понимаю. Во-первых, если я заболеваю, наверное, только мама ухаживала за мной так, как ухаживает за мной Женя. Иногда вдруг заносит мысли, представляешь, что Женьки нет. Не представляю, что буду делать, просто не представляю себя в жизни. Я никогда ни с кем столько лет не жила. До Жени я вообще не понимала, что такое муж, не понимала, что такое семья. Он, как бутон, пришел в мою жизнь. Он не был пионом. А вот все эти парни, в которых я влюблялась, были такие роскошные пионы. Но пион сорви… да и вообще осень приходит, и думаешь, что тут могло привлечь. А здесь человек, который добивался меня и добивался долго. Я даже представить себе не могла, что рядом со мной будет Женя. Но так, как я люблю Женю, я не любила никого.